Сейчас, когда на страницах различных журналов стали появляться статьи о забытых русских художниках, уместно вспомнить о том, что помимо живописцев в русской художественной культуре были еще иллюстраторы, рисунки и акварели которых украшали дореволюционные книги и журналы. Без них сложно себе представить нравы и идеалы того времени. Иллюстрации были гораздо ближе к народу, поскольку встречались и в книгах, и в журналах, и на открытках - открытых письмах, которые наряду с картинами тоже являлись элементом культуры прошлого.
    Творчество некоторых русских художников дошло до нас главным образом благодаря дореволюционным открытым письмам. Одним из таких художников был Сергей Сергеевич Соломко. Его имя, сразу скажем, вызывало крайнюю антипатию и у современных ему художественных критиков, и у искусствоведов советских времен. И те, и другие единодушно критиковали творчество Соломко, обвиняли его в "галантерейном реализме", в упадничестве, его искусство считали пошлым, вульгарным, служащим лишь "потрафлению вкусам толпы".
    Пожалуй, во всей истории русского искусства не найдется еще одного такого художника, взгляды на творчество которого у специалистов и у коллекционеров открыток были бы столь полярны. И сегодня, как и в дореволюционной России, у нас немало почитателей его удивительного искусства. О Сергее Соломко можно с уверенностью сказать, что он создал собственный мир художественных образов, мало похожий на современную ему живопись. Этот мир может нравиться или не нравиться, но было бы несправедливо отказывать художнику в индивидуальности.
    Соломко начинал в сложную, переломную эпоху развития русского искусства. Художники-передвижники еще были сильны, но зрителю стал надоедать их мелкий бытовизм в жанровой живописи, часто далекий от высоких художественных идеалов. Официальное академическое искусство к этому времени утратило свою самостоятельность настолько, что преподавать в Академию приглашали видных передвижников. Подобная ситуация не могла не привести к возникновению художественных объединений, отстаивающих совершенно новые идеалы.
    Представителей новых направлений стали обвинять в декадентстве, да так, что это слово, означающее лишь определенные настроения в искусстве, стало почти ругательным. Декаденты считали, что только в полном уходе от иллюстрирования политических или социальных сторон современной жизни заключается та свобода творчества, к которой они стремились. Понятно, что аполитичность декадентов была глубоко ненавистна художникам, отстаивавшим реализм. У многих из них отношение к любым новым художественным объединениям и течениям было такое, будто они боялись "испачкаться" в декадентстве.
    Разногласия между старым и новым, реализмом и упадничеством, что рассматривалось как синоним декадентства, к началу 1900-х вылились в непримиримую борьбу. Поэтому слова Грабаря, назвавшего Соломко "генералом от символистики, декадентства и мистицизма", выглядят как яростный выпад одной из противоборствующих сторон.
    Буря негодования, охватившая художественную среду, однако, не могла повлиять ни на творчество Соломко, ни на восприятие его зрителями. Критики пытались взглянуть на художника с позиции реализма, станковой живописи. Но при этом они забывали, что Соломко представлял совершенно иной жанр, со своими законами. В конце XIX века в России расцветали иллюстрированные журналы и появился совершенно новый жанр - журнальная графика. Если художники вроде Каразина и Самокиша, иллюстрируя военные действия или изображая дальние страны, еще не доступные фотоаппарату, выступали чаще всего как репортеры, то именно Соломко наряду с Елизаветой Бём - наиболее известные и яркие представители нового жанра.
    В их иллюстрациях обычно прослеживалась некая занимательная или назидательная мысль, что как раз и было отличительной чертой жанра журнальной иллюстрации. И публиковались они в основном в тех изданиях, которые в современном понимании представляли бульварную, т.е. легкую, развлекательную прессу. Поэтому их творчество не претендовало на серьезный реализм.
    Рисунки Соломко стали особенно часто появляться в "Ниве" - журнале для семейного чтения. Позже большинство этих работ было воспроизведено на художественных открытках, покупателями которых были отнюдь не специалисты в искусстве, а самые обычные люди, которые воспринимали сюжеты Соломко как простые и понятные картинки юмористического содержания. Несложные "оперетки в древнерусском стиле" являлись забавными иллюстрациями беззаботной жизни.
    Новый жанр, новые ценители, часто весьма далекие от искусства, от жизни художественных выставок, требовали создания нового, понятного им мира художественных образов. Может быть, поэтому Соломко и рисовал сценки из боярского быта, ведь они по праздничности костюмов и крайней простоте, подчас карикатурности сюжетов, ничуть не уступали образцам зарубежной салонной живописи, которые часто использовались в качестве журнальных иллюстраций. И Соломко, выполняя общественный заказ на русских национальных героев, умело пользовался сложившейся конъюнктурой.
    Жанровые сценки Соломко обычно типичны по своей сути и анекдотичны по содержанию. Вот, например, юный прельститель пытается приворожить девушку, которая в праздничном костюме выглядит неземной красавицей, этакой Василисой Прекрасной. Она присела отдохнуть на скамейке, пока ее спутница, старая экономка, приставленная следить за ней, мирно спит, прислонившись к дереву. И тут вдруг появился молодой человек. Как сладостны его речи! Да только можно ли нарушить запрет на всякие разговоры с противоположным полом?
    Или другая ситуация. Не думали юноша и девушка, что в минуты любовной утехи за ними с нескрываемым ехидством наблюдают две старые ведьмы. Да, грянет шумный скандал - есть же люди, которым плохо, когда другим хорошо. Сколько злорадства на лицах двух ключниц!
    Очень часто Соломко рисовал сценки с двумя героями. Лаконизмом повествования характеризовался доходчивый живописный язык. Такие его сюжеты, как "В ожидании ответа", "Вопрос", "Серьезный вопрос", "Объяснение в любви", "У забора", "Шутник", и многие другие отражали переживания, знакомые всякому. Эти рисунки, несомненно, навевали людям ностальгические воспоминания, затрагивали определенные струнки души. Рассматривая их, люди забывали о проблемах современной жизни и погружались в теплый, романтически прекрасный мир, где единственной проблемой был трудный ответ на предложение руки и сердца.
    Иногда Соломко создавал и многофигурные композиции, но любой персонаж по-своему подчеркивал главную тему, не уводил в сторону. Так, в акварели к открытке "Эко чучело! (Новая мода)" художник выразил различное восприятие современного платья. Молодые и старые женщины, одетые в душегреи и кацавейки, с нескрываемым ехидством рассматривают молодую девицу, демонстрирующую свое диковинное платье с выражением блаженного наслаждения на лице. Эта акварель, по сути, является оригинальным карикатурным откликом на постоянные приложения к журналу, рассказывавшие о последних парижских модах.
    Жанр журнальной иллюстрации обычно воспринимался в отрыве от художественной ситуации, господствовавшей в обществе в ту или иную эпоху. Но Соломко по-своему переработал достижения современных ему "мирискусников". Если такие художники, как Сомов, Бакст, стали заниматься эскизами костюмов для театральных постановок, открыв новую сферу деятельности для художника, то костюмы Соломко обычно отличались оригинальной стилизацией в духе исторического русского костюма.
    Соломко не был театральным художником, но он "ставил" собственные мини-спектакли и "одевал" персонажи в костюмы, "сшитые" по его рисункам. Талант Соломко-модельера был высоко оценен знатью. Одно время светские дамы для балов признавали только платья, сшитые по эскизам Соломко. Никакие сценические костюмы мирискусников, равно как и образцы парижской моды, публиковавшиеся в журналах, не могли повлиять на выбор высоких особ.
    Глядя на многочисленные костюмированные акварели Соломко, в которых героини предстают перед нами в нарядных кокошниках, роскошных накидках, богато украшенных платьях и душегреях, становится понятным, почему художник пользовался таким успехом у дам. Он не "заимствовал" костюмы в музеях, как это делали исторические живописцы, а сам разрабатывал оригинальные расцветки, порой слегка изменяя фасоны, и в результате получались совершенно новые, "эксклюзивные" костюмы, не имевшие аналогов. По многочисленным акварелям художника можно составить целую энциклопедию русской национальной одежды.
   С 1910 года, поселившись в Париже, Соломко не утратил интереса к моде. Теперь он "из первых рук" мог узнавать особенности парижских платьев. Акварель "Парижанка", воспроизведенная на открытке, например, вполне могла быть использована для журнальной иллюстрации, раскрывающей экстравагантную, модернистскую моду на головные уборы и длиннополые накидки.
    Особой изобретательностью отличаются костюмы героинь позабытых былин. Свобода темы, ее оторванность от боярской жизни с присущими ей "обязательными" костюмами, позволяла художнику применить всю его фантазию художника-модельера. Костюмы Василисы Микулишны, Настасьи Королевишны, Забавушки Путятишны, царицы Азвяковны выполнены в исконно русском стиле, но в то же время Соломко старался творчески переработать прототипы. Его фасоны могли быть с успехом использованы и для балов-маскарадов, и для театральных костюмов.
    Другой стороной творчества Соломко были символические аллегории. Символизм, равно как исторические и житейские аллегории, очень плохо приживался в России. Если для зарубежной культуры символизм был естественным путем развития искусства, то в русской живописи идеалом всегда считался реализм, и потому уход от повседневности, пусть иногда безрадостной и угнетающей, в сторону "идеальности" и некоторой упрощенности художественных образов находил больше критиков, чем сторонников. С другой стороны, аллегоричность по своей сути соседствовала с академической исторической живописью - и то, и другое подчас требовало специальных разъяснений. Но к концу XIX века академизм себя почти изжил, а создание аллегорий, пусть совершенно новых, не похожих на отвечающие академическим нормам, не могло нравиться многим критикам и художникам.
    Особенно оригинальными были аллегории Соломко, посвященные различным эпохам в царствовании династии Романовых. В начале ХХ века в женской моде торжествовало повальное увлечение шляпками. Шляпка могла подчеркнуть изящество лица, тонкой шеи и всей женской фигуры. Порой по шляпкам можно было определить настроение ее обладательницы.
    Некоторые знатные особы заказывали в Париже сотни различных шляпок на все случаи жизни. Журналы подробно расписывали особенности того или иного фасона. И Соломко, будучи признанным художником-модельером, не мог не воплотить в своем творчестве различные этапы моды на шляпки. В 1912 году он написал серию исторических аллегорий, известных нам по открыткам издательства Фельтена. В них прическа или головной убор по-своему символизировали целую эпоху. Так, эпоху царствования Екатерины II символизировали роскошные парики. Эпоха расцвета поэзии - эпоха Пушкина характеризовалась пышными шляпками, богато украшенными бантами и перьями. Непременными деталями таких головных уборов были мантоньерки - шелковые ленты, использующиеся как завязки на подбородке, но чаще всего служившие изящным аксессуаром. Отечественную войну 1812 года символизировали скромные шляпки, похожие на кивера русской армии.
    Соломко также много работал над иллюстрациями к русским сказкам, произведениям Пушкина и Лермонтова и мифологическим сюжетам, расписывал царские веера, делал рекламные плакаты, участвовал в выставках русских акварелистов. Но критика с упорным постоянством не хотела признавать за художником выдающихся способностей.
    Эпоха общественных потрясений, которая началась революцией 1905 года и после Первой мировой войны закончилась революцией 1917 года, не позволяла критикам достойно оценить художника, не отразившего в своем творчестве этих событий. Однако высокие особы, читатели журналов и покупатели открыток, наоборот, стремились не замечать войн и революций. Для них творчество Соломко был идеальным хотя бы потому, что его работы встречались повсюду - и в журналах, и в книгах, и в фасонах одежды и в аксессуарах. Впрочем Первую мировую войну Соломко все же отразил в своем творчестве, написав ряд акварелей, символизирующих страны, которые участвовали в войне. Эти открытки парижского издательства Лапина достаточно редки и пользуются повышенным спросом у коллекционеров.
    Художественное наследие Соломко никогда подробно не исследовалось. При огромном интересе филокартистов к открыткам с его рисунками и акварелями, Соломко продолжает оставаться малоизученным художником. Все эти стороны его деятельности слишком разрозненны: иллюстрации Соломко есть только в дореволюционных изданиях, старые открытки хорошо известны только тем, кто их собирает, а витринные плакаты и вовсе остались за пределами нашего представления о творчестве художника. Но каким бы вульгарным Соломко ни представлялся специалистам - историкам искусства, - его творчество, безусловно, неотделимо от русской художественной культуры дореволюционной России.